«Меня зовут Оксана К. Мне 47 лет. Я гражданский врач и работаю в Институте онкологии. Как заместитель директора, я отвечаю за организацию медицинской службы, особенно за координацию работы врачей.
До вчерашнего дня я ухаживала за больными раком.
Мы готовились принять раненых гражданских лиц. Вот как прошел день. Мы подготовили единицы крови на случай возможной необходимости.
У нас было 600 больных раком, большинство из них мы выписали. Около 100 пациентов остались, в основном потому, что их родственники не могут приехать за ними.
Весь персонал работает в очень изнуряющем режиме. Сюда вообще трудно приехать. Многие коллеги живут дальше, за городом. На маршруте много обстрелов, проехать практически невозможно. Здесь действует комендантский час, нет общественного транспорта, персонал дежурит по 2-3 дня подряд.
С 3 до 6 утра у нас была воздушная тревога и вой сирен, нам всем пришлось эвакуироваться и спрятаться в подвале, это было очень тяжело.
У нас есть дети, больные раком, которым была сделана трансплантация. Мы не выводим их из подвала, у нас там организованный уход.
Вы можете себе представить, как оборудованы наши погреба. Видеть лежащих там детей — это катастрофа.
Они все равно страдают, а мы не можем защитить их должным образом или предоставить им адекватную медицинскую помощь там, внизу. Они должны лежать в подвале при таких существующих условиях.
Такова наша ситуация на данный момент. Мы находимся за городом, в месте, которое я не буду указывать.
Ситуация здесь критическая. Всю ночь шли тяжелые бои, и утром у нас было много раненых. Среди жителей ОРДЛО (украинская аббревиатура для ныне оккупированных Донецкой и Луганской областей) не было раненых, только 200 (A.d.Ü: 200 — военный код на постсоветском пространстве для военных погибших/пострадавших).
Сегодня мы предоставлены сами себе. Неподалеку была атакована военная база, разбомбленная вчера. Атака была отбита. Мы подозреваем, что они снова будут бомбить нас этой ночью, потому что они очень злы.
Вот так начинается наш день.
А сейчас мы ждем ночи, работают диверсионные группы…..
Россияне надевают форму украинских военных или украинской милиции и стреляют в наших людей, такова наша ситуация.
У нас уже есть один тяжелораненый и один двухсотый. Значит, один погиб.
Это была первая смерть. Он умер у меня на руках. Когда мальчика привезли сюда, он был еще жив. Но это было безнадежно, выстрел пришелся в затылок. Мы не смогли его спасти.
Граждане организовались, у нас не хватает оружия, у нас очереди в военных комиссариатах. Собралась наша территориальная оборона — 300 человек, готовых нас защищать.
Мы ждем получения снаряжения, особенно защитных жилетов. Мы организовали пункт оказания первой медицинской помощи. Есть больница, в которой есть приемный пункт, и мы здесь, на земле, с территориальной обороной, много гражданских лиц, много детей в подвале.
В Украине сейчас очень опасно, во всех городах стреляют, люди стараются уехать в сельскую местность, подальше от городов. Потому что бомбят и жилые районы, дома. В Украине нет безопасных мест.
Мой муж со мной, мы отвели детей в более безопасное место. Они еще не достигли совершеннолетия.
У них много оружия, единственная надежда на то, что у них недостаточно топлива. Они используют их в военных технологиях.
А мы… Наша армия сильна, мальчики и девочки защищают нас. Но мы, гражданские лица, также хотим участвовать в уничтожении врага. Мы очень надеялись на помощь Европы и США, мы очень надеялись, что они защитят воздушное пространство, но никто не хочет нам помочь. То, что они дают нам оружие, это, конечно, хорошо, но нам нужно безопасное воздушное пространство. Учитывая тактику России по захвату стратегически важных объектов, таких как атомные электростанции, Европе стоит задуматься если не о нас, то хотя бы о себе.
Если взорвется атомная электростанция, пострадает не только украинский народ. Всем известно, что Чернобыль уже захвачен русскими. Мы пытаемся, но они понимают.
Европа, ты должна была подумать об этом».