Интервью: Наталия Ефимкина
«Меня зовут Андрей Колесников, мне 45 лет, и последние 5 лет я являюсь домовладельцем.
С одной стороны, я всегда был открыт для международных вещей, а с другой — у меня был большой опыт работы в международных компаниях. Я путешествовал 25 раз в год в разные страны, жил там некоторое время — в Китае, в Европе, а также учился в Англии в то время. Поэтому я и моя жена очень космополитичны.
И однажды мы поехали в Швецию, посмотрели, как они это делают, и решили сделать свой собственный гостевой дом.
Я отправил семью в Европу задолго до войны, в день, когда Россия отозвала своих послов, кажется, 11 февраля, через 3 часа после отъезда послов, я купил билеты в Европу для всех.
Моя жена, младший ребенок и тесть, которые были с нами, уехали, а мои родители остались в Киеве.
Я знал, что Вторая мировая война началась в четыре часа утра, и почему-то не смог заснуть в ночь с 23 на 24 и встал в три часа, мне еще нужно было помочь сыну с мотивационным письмом для поступления в университет.
И я подумала, что должна подготовить это мотивационное письмо к четырем часам и отправить его ему, потому что когда начнется война, в четыре часа уже не будет интернета, и я не успею, и тогда ребенок пострадает, потому что он не готов.
Я закончил письмо без четверти четыре, а в половине четвертого над головой пролетели две ракеты.
В это время со мной был наш постоянный сосед по квартире Павел, он был пастором в одной из здешних церквей и до конца верил, что Бог спасет нас от этого, и когда взорвалась мина, нас было двое, я была на втором этаже, Павел — на лестничной клетке, на третьем.
Нам очень повезло, что с нами ничего не случилось, но отель пострадал очень сильно, входная дверь деформировалась и больше не открывалась. Я не хотел больше шуметь, потому что повсюду было битое стекло, и, согласно расчетам, минные установки находились примерно в 500 м. от нас, так что мы привлекли бы внимание, и нас могли убить.
Это очень страшно, когда встаешь утром и понимаешь, что вокруг твоего дома танки и что они обязательно придут к тебе через мгновение, так оно и случилось. В 7.30 утра оставшееся стекло на входной двери было выбито, и к нам вошли русские. Они кричали: «Кто там?», а мы говорили: «Гражданские, гражданские».
Старший узнал, что я был международным шпионом.
Из-за американских и канадских виз и было принято решение оставить Павла в живых и застрелить меня, и до конца я верил, что это шутка, шутка, ребятам я сказал — да это визы, мы едем в Европу и в Америку, это нормальный образ жизни, нормальная жизнь.
Они усадили меня и Павла на кухне, Павла чуть подальше, а меня на стул в нише, и они делали вид, что что-то обсуждают, а потом Павел сказал мне — молись! И это звучит банально, но я молился впервые в жизни и услышал, как за дверью раздалась очень быстрая пулеметная очередь.
Только тогда я понял, что в меня стреляют. Из пяти пуль только одна попала в меня, задев ногу. Я начал кричать — Не стреляйте! Не стреляйте!», и я выбежал из другой двери, которая находится у входной двери, и увидел, что человек перезаряжает свой пулемет, и я крикнул «Не стреляйте!».
«Ты жив?» «Да, я жив». «Тогда тебе повезло», и я ему: «Обещаешь ли ты больше не стрелять», и перед своими товарищами по оружию он сказал: «Да, обещаю».
Мы вышли из Ирпеня пешком, все передвижения гражданских были подозрительными, поэтому на улице стояли машины с расстрелянными людьми, на улицах лежали мертвые гражданские, так ужасно, так ужасно, нам пришлось идти в центр Ирпеня, на Соборную улицу, а потом мы пошли пешком в сторону Романовки, где нас потом приняли волонтеры.
Так я был спасен».